Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полностью совершать плагиат Стефан не стал — так как российские кресты 1-й и 2-й степени были полностью идентичными, а потому им сведены в одну высшую степень. К ней полагалась тяжелая звезда, отлитая из самородной демидовской платины. Последняя стала подарком Петра к свадьбе Стефана и племянницы Екатерины. Царь просто не знал, что делать с металлом, похожим на серебро, но вдвое тяжелее по весу. Выбросить эти несколько фунтов Петру было жалко, вот и подарил. Стефан помнил о том, что из платины при императоре Николае даже монеты чеканили.
К ордену 1-й степени полагалась лента зеленого цвета, с двумя красными полосками по краям. А вот кресты 2-й и 3-й степени напоминали соответствующие по размеру российские знаки 3-й и 4-й степеней. Донаты 4-й и 5-й степеней были введены вместо орденских медалей «За заслуги перед Отечеством», только эмали не получили. К ним, как и кресту 3-й степени за боевые отличия добавлялись скрещенные между собой мечи, как на российских наградах. Медаль с мечами получил и сам Стефан в свое время, как и орден Мужества — серебряный крест с округлыми концами лучей, похожий на ополченческий знак войны 1812 года.
Так что все маленькие кресты выглядели красивыми и без излишних прибамбасов — предельно просто и значимо!
Для двух высших степеней пришлось выдумывать всяческие украшения, которые считались дополнительными наградами — на крест 2-й степени в виде нового отличия, «водружалась» над мечами золотая «царская корона». Кресты же 1-й степени могли получить драгоценную цепь с эмалированными украшениями — но то она предназначалась исключительно для правящих монархов. В качестве дополнительной награды для полководцев, одержавших блестящую победу, и уже имевших 1-ю степень ордена с мечами, предназначались платиновые «лавровые ветви», украшенные бриллиантами. Тут Дмитрий Кантемир решил не мелочиться и поступил правильно — на стоимости самих наград не нужно экономить. Наполеон, пока еще не появившийся на свет, правильно говорил, что храброму воину следует дать золотую пуговицу, и потребовать потом, чтобы тот отдал в бою жизнь!
Вот на эти «лавровые ветви победителя» и нацелился «светлейший», соблазненный и видом награды, пока существовавшей в единственном опытном экземпляре, так и деньгами к оному знаку присовокуплявшимися — десять тысяч золотых червонцев — так русские называли любые золотые монеты, от старинного дуката до полновесной английской гинеи. Хотя Петр Алексеевич в подражание дукату приказал чеканить собственные монеты, почти идентичные по пробе и весу. Вот только «тираж» до последнего времени был невелик, зато сейчас появилась у царя надежда обогатиться — Демидовы нашли уральское золото. Иркутский воевода отписал, что рудознатцев на Витим отправил, теперь осталось ждать результата — а то, что он будет, Стефан не сомневался — вспомнил о трагическом «Ленском расстреле» 1912 года, и о тех баснословных доходах, что олигархи получали от ежегодной добычи в тысячу пудов золота на этих приисках.
Идти за Дунай Стефан не хотел — молдаванская армия, собранная «с миру по нитке» была откровенно «сырая». А царь Петр свой «экспедиционный» корпус «уполовинил» — оставил две пехотные и одну драгунскую дивизии. И хотя Кантемиры спешно сформировали четыре дивизии инфантерии и столько же кавалерии, не считая крепостных гарнизонов и гвардии, их боеспособность была крайне сомнительной.
С унтер-офицерским составом было более-менее нормально — отслуживших в русских полках «однодворцев» распределяли по ротам, набранных из рекрутов и ополченцев. Каларашей отправляли, понятное дело, в кавалерию, резеши шли в пехоту, артиллерию и на флотилию. Вместе с дворянством они и составили костяк армии — служили капралами, сержантами и прапорщиками. Но вот с офицерским составом была беда — поголовно призванное боярство, как «великое», так и «малое», просто не соответствовало «регулярству» — обычная поместная конница, которую тот же Петр Алексеевич уже упразднял.
Пришлось прибегать к паллиативу — к каждому иноземному офицеру (которых набралось очень много — ведь русские стали от них потихоньку избавляться) прикрепляли субалтерн-офицерами двух «бояр», и тот гонял их в «хвост и гриву». Хорошо, что все поголовно грамотные, и до «сено-солома» не доходило, как с рекрутами. Так что год они должны были исправно отслужить, а там либо «кнут» в виде солдатской службы, или «пряник» в виде офицерского чина от прапорщика до капитана, с патентом и горжетом на шею — бляхами этими гордились и дорожили.
— Год нужно доводить армию, не меньше, а мы в драку полезли! Как бы не случилось «конфузии»!
Стефан выругался, поминая в три загиба ситуацию. Одна надежда, что опытные русские солдаты, и «понюхавшие пороха» на Рымнике молдаване, за эти десять месяцев довели рекрутов до нужной кондиции. Вроде маршировали приемлемо, шеренги «не ломали», шли в ногу. Ружья споро заряжали, стреляли пусть и не метко, но «троечку» можно не закрывая глаз поставить. Так ведь было кому учить — в строю на мундирах у многих солдат были видны медали, серебряные и бронзовые, за Рымникскую победу и взятие Бендер. Сержанты и офицеры с генералами полагались награды из благородного металла, а солдатам с капралами из пушечной меди — чеканили из расплавленной трофейной пушки. Медали получили все, кто в сражении лично участвовал, бился с турками, а не под телегой сидел. Теперь и моряки подобные медали получат за свою первую победу на Дунае у Исакчи, в дополнение к тем крестам, что получили заслуженно.
Так что есть на кого надеяться!
Вот только с высшим командным составом беда, бригадами подполковники порой командуют, а полками майоры. На дивизии подобрали иноземцев — генералов и бригадиров, Стефан с каждым из них долго беседовал. И выделил одного — бригадира Ласси, который предложил свою шпагу царю Петру еще до «Нарвской конфузии». Так что Дмитрий Кантемир по его представлению наградил ирландца крестом 3-й степени с мечами, да произвел в декабре в чин генерал-майора с назначением на формируемую дивизию. И за полгода Петр Петрович ее вымуштровал — смотрелась вполне, и сейчас Стефан с удовольствием наблюдал за марширующими солдатами.
Так что вполне правильный выбор — памятуя о том, что Ласси стал в иной реальности фельдмаршалом и добился многих побед над разными противниками, от шведов и французов до поляков с турками, можно быть уверенным, что ирландец не подведет. Не то, что некоторые — при этой мысли Стефан покосился на «светлейшего», что отдавал какие то распоряжения адъютантам и те шустро запрыгивали в седла. Затем, почтительно помахивая бумагой, явно царской грамотой, направился к Стефану, поклонился — все же тот был господарь, к тому же царский зять.
— Государь Петр Алексеевич письмо отписал! Своего сына Алексея к тебе отправит на выучку, ваше высочество в самом скором времени — царевич уже Киев покинул и в пути находится!
Стефан задумался — с одной стороны ответственность немалая на него возложена, а с другой…
***
Картина Л. Блинова (1890 г.), на которой изображен абордаж русскими гвардейцами двух шведских кораблей в устье Невы в 1703 году. Преображенцами командовали сам царь Петр и Меншиков, и в честь этого события была отчеканена медаль с надписью — «Небываемое бывает».
Глава 37
— Хану крымскому Девлет Гирею повелеваю прийти с повинной, а ежели он откажется, на помощь османов надеясь, то поступать с ним и мурзами его буду без всякой жалости, и пардона от них принимать не стану. И татар с ногайцами оповестить, послав аманатов их, которых оставили. И объявят мою волю во всеуслышание…
Петр Алексеевич сделал короткую паузу, пытаясь обуздать кипящий в нем гнев — кабинет-секретарь Макаров старался не смотреть на самодержца, склонившись над листком «орленой» бумаги.
— Тех, кто за милостью моей явится, трогать не велю, живот с добром своим и стадами сохранят. А кто откажется, и невольников истреблял — пусть на себя пеняет, и неразумность свою в гордыне проклинает. За все те беды, что русским землям они и их злобные пращуры учинили, многие тысячи православного люда в неволю уведя, поступлю с ними також жестоко! Как они со своими рабами поступили — смерть примут!
Петр остановился, медленно прошелся по комнате, постоял у открытого настежь окна, окинув взглядом пыльную ханскую столицу. Армия вступила в Бахчисарай, покинутый татарами — «людоловы» уже не стали резать невольников